типадайджест

неговоримые обиды
был случай совсем странный и старый. при случайной встрече проговорилось. очень, очень давно я был знаком с одним парнем, еще в молодости, и иногда в каком-то ответвлении общей компании случались разговоры. ну, разговоры эти иногда случались, чего-то такое я говорил, а потом компания куда-то распалась, а потом и как-то подевался куда-то полуслучайный этот полузнакомый, и я уж и не помню ничего, а вот что помню, то и сказал - как мне это видится теперь. Он же мне рассказал совсем иную историю. У него был, как это в те годы и правильно, мировоззренческий кризис, он метался и искал для себя возможность жить, и что-то я такое рассказывал прямо имеющее к этому отношение, чрезвычайно важное, и он со мной разговаривал, и как-то сказал, чтобы я это подробнее ему объяснил, это важно - а потом я какую-то встречу пропустил, при другой случайной встрече сам об этом не заговорил, а ему было неудобно напоминать, настолько это было важно, а потом как-то я пропал, потом появился - но для этого человека стал обладать нехорошей репутацией. Как он теперь говорит, если бы я взял у него денег и не отдал - это было бы много лучше и простительнее.

историки и пропагандисты
Собственно говоря, меня искренне удивляет вся эта спесь наших (и не только наших, но скажем в США с этим полегче) “профессиональных историков” и их претензии на владение обьективной истиной по сравнению с “некомпетентными” технарями и “пристрастными” политиками-пропагандистами. Собственно говоря, каждого кто начинает возбухать подобным образом, следует вежливо, но твердо осаживать, указывая ему его настоящее место.

Что такое история? Это политика, опрокинутая в прошлое. Другого применения истории, кроме как инструмента политики, жизнь пока не знает. Что такое “профессиональные историки”? Это пропагандисты второго эшелона (кроме тех, разумеется, кому посчастливилось пробиться в первый). Подсобные рабочие которым доверили копать траншеи и перетаскивать ящики с патронами, в то время как люди, чье время и внимание стоит несравненно дороже, занимаются настоящим делом.

Золушка и мокрые носки
- Уф!

В последнююю минуту я успела вскочить на подножку, и двери закрылись.

- Моя карета превратилась в тыкву, - обьяснила я пассажирам.

Они сочувственно закивали. Какой-то паренек протянул мне банку пива:

- Хлебни.

Платье промокло, а одну туфельку я потеряла. Чтоб не скакать в одной туфле, я и вторую сняла и положила в карман плаща.

Я отхлебнула и улыбнулась ему. Постепенно я стала дышать ровнее. Но дождь все так же стекал с волос и платья.

ТЭО
Я. - А ты кем вообще трудишься?
О. (гордо) - Я финансовый консультант. (Кто не знает: Фин. Консы. - люди, дающие советы по бизнесу. В России это люди, продающие понт! Но так же называют еще и девочек из бухгалтерии, которые вообще ничего из себя не представляют)
Я. - А вот мы почему все о деньгах...
О. - Ну... Это объективно! Финансы отражение жизни! Самое реальное!
Я. - и человеческих отношений?.. А вот люди говорят...
О. (язвительно) - Да, я слышала! Только это почему то бедные люди обычно!
Я мог привести фразу Роштильда "Брильянты нельзя есть!", мог рассказать о семье Онасис, богатство которой довело до самоубийств всех молодых ее членов и еще десяток таких примеров. Но преимущество таких людей в том, что они не думают. Они принимают понятия, которые крутятся в их среде, а самостоятельно думать не умеют. Им нужна шоковая терапия.
Я. - Слушай, а сколько нужно тебе в месяц для спокойствия от твоего бойфренда. Если реально, а не белый мерседес и остров на Гаваях.
О. - Ну... на карман баксов 700
Я. (беру салфетку и ручку, засаживаю 150 виски чистого, до этого мы мешали с колой) - Ну давай проведем финансовый анализ.
Итак: Прямые издержки 700 баксов
Косвенные издержки:
О. - Это какие? (Фин. Конс., не различающих прямых и косвенных издержек - это как панк, не знающий, кто такой Сид Вишез)
Я. - - Ну как? Твоя мобила, бензин твоей машины (глаза О. Мечтательно затуманиваются. Так и хочется грубо спросить "Что, на тачку еще не насосала? Не отчаивайся, все впереди!", но сдерживаюсь), дорогая шмотка, выходящая за лимит 700, квартплата, еда…
О. Ну еще сотни три

о Сталине
А теперь давайте посмотрим ситуацию без супер-пупер хвалы Сталину или ругани в его адрес. Рассмотрим его как обычного руководителя. Обращая внимание на его реальные возможности.

Итак. Выход из гражданской войны. Общество, социум отравлены насилием. Шок. И последствия этого шока будут сказываться еще десятилетиями. Непосредственный вывод из этого шока - общество не потерпит власти не прибегающей к насилию. Глубочайшее ИМХО - победили бы "белые" было бы то же самое, не даром во всех регионах белые этак плавно дрейфовали от демократии к авторитаризму. С "красными" - те же яйца только в профиль. Все начинали с демократии и постепенно шаг за шагом от нее отказывались. Сваливаясь в террор, в насилие.

Но... Вот все же вышли из гражданской. И? Разоренная страна, социум привыкший решать все насилием. Как только центральная власть чуть ослабляется, чуть уходит от насилия, на нее немедленно начинается давление снизу. Я понимаю, что сборников документов с письмами "с низу" мало кто читает. Но прочтите тогда хотя бы худлит. Платонова к примеру. В стране несколько миллионов ничего не умеющих кроме как убивать... А те кто не убивает сам требуют этого от власти.

И, по большому счету, власть висит на волоске. Откажется удовлетворять требования социума - слетит. Не откажется... Еще хуже. В начале террор, полный распад социума вызванный им. И... Опять таки, слетит в нарожденном хаосе.

Именно по этому власть ведет себя как канотоходец. Все время балансируя. Именно по тому столь противоречивы 1920-е. Колебания туда, колебания сюда...

ППКС

Сериал из древнерусской жизни
Былина "Три года Добрынюшка стольничел" ("Добрыня и Маринка") в этом смысле подходит, как никакая другая. В частности, каждый раз, как я о ней вспоминаю, она всегда поднимает мне настроение и вообще делает мне день. Это потрясающая по экспрессивности история из жизни наших далеких предков. Ничего кардинально нового я вам не открою, но все равно хочу поделиться.
Былина опубликована впервые в сборнике Кирши Данилова (примерно середина XVIII в.), однако речь в ней идет о событиях гораздо более давних, происходивших во времена Владимира Красно Солнышко.
Внимание! данный постинг категорически не предназначен для несовершеннолетних!
Вы предупреждены.

Итак, давным-давно, когда свиньи пили вино, а мартышки жевали табак, и никаких латиноамериканцев не было в помине, а в джунглях соответствующего континента все еще строили свои империи разные тольтеки с ольмеками, в столице нашей родины городе Киеве разгорались настоящие латиноамериканские страсти.
С первых же кадров сериала нас знакомят с главным героем.

В стольном в городе во Киеве,
У славнова сударь-князя у Владимера
Три годы Добрынюшка столничал,
А три годы Никитичь приворотничал,
Он столничал, чашничал девять лет,
На десятой год погулять захотел
По столному городу по Киеву.

Содержание предыдущих серий, надо сказать, изложено более чем кратко.

Игорь Яковлевич
В среде товарищей - военнопленных он известен, как автор и исполнитель песен лагерного фольклора: эти песни нигде не записаны и потому неизвестны
исследователям истории Отечественной войны и плена.
Несколько лет тому назад я сделал попытку организовать такую запись.
На военно-историческом форуме (ВИФ-2 NE) я призвал тех, кто имеет возможность и соответствующие средства, встретиться с Трапицыным и записать его воспоминания. Откликнулся Александр Сухомлин, активный участник форума. Мы встретились, и им была записана часть "программы". Договорились продолжить, но следующая встреча не состоялась: Александр был убит двумя подонками в милицейской форме, убийцы так и не найдены.
Сегодня я виделся с Игорем Яковлевичем. Он уже не может держать в руках гитару (болезнь Паркинсона), но продолжает петь, аккомпанируя себе отдельными аккордами на пианино.

Мне нравится
Мне нравится, что вы больны не мной.
Мне нравится, что болен я не вами,
Что никогда шершавою спиной
Не стану я над вашими ногами.

А стану я одной из ваших рук.
Иль ухом сбоку трепетного носа.
Что б слышать вы могли далекий стук
И скрип велосипедного насоса.

Мне хочется быть вашей ерундой,
Мотаться на ветру туда-обратно.
Иль стать упругой Т-образной каргандой
Хоть это, право, несколько накладно).

А вот и санитары-молодщы.
И что-то твердое сжимают за спиною...
Как жаль, что скоро так за мной пришли!
Как хорошо, что Вы больны не мною!

смерть поэта
Положив ноги на стол (дурацкая привычка, позаимствованная им у американцев, но сейчас полюбившаяся), он смотрел в потолок. Лепнина складывалась в странный узор, если раскачиваться равномерно. На седьмом году Революции она пошла трещинами - узор был причудлив, что-то в нём читалось. Но доброе или дурное предзнаменование - непонятно. То ли человек с мешком и дубиной, то ли всадник с саблей.
Только что, по привычке, он попробовал провести несколько опытов - они всегда веселили друзей. Однажды он долго думал о кружке и-таки заставил её исчезнуть. "Где же кружка? Где же кружка?" - повторяла мать недоумённо, растерянно разводя руками посреди горницы - но он так и не раскрыл ей тайны. Она ведь ещё жива, моя старушка, и я пока жив. А над её избушкой сейчас струится лёгкий дымок…
Впрочем, он отвёл этой женщине глаза так, что фокус с кружкой кажется детской шалостью.
Ложки, кстати, поддавались мистическим практикам куда лучше.
Ему вообще поддавался мир русских вещей - вещи заграничные слушались хуже. Так же происходило и с русскими словами - там буквы подбирались одна к другой, как рожь на поле, а латиница - шла с трудом.
Раньше, много лет назад, он знал латынь, но теперь время вытравило из него все языки, кроме русского. Многие звали его Серёжей - когда тебе под тридцать, это немного обидно.
Но он-то знал, что ему никогда не будет больше. Что он просто не может стареть.
Серёжа сжимал в руке стакан - водка-рыковка, только что подорожавшая, давно степлилась на столе.
Скрипнула тяжёлая резная дверь - наконец-то.
Он пришёл - человек в чёрной коже, с его лицом.
В первую секунду Серёжа даже поразился задумке - действительно, зеркало отражало близнецов - одного в костюме, с задранными ногами, а другого - в чёрной коже и косоворотке.