рабство - опять в Гольяново

http://yopolis.ru/cityboom/occasion/12590
Представители других наций в меньшинстве, но более разговорчивы. «Издеваются над ними, я сам видел, над нами еще не так, потому что знают, мы по-русски понимаем, – рассказывает Хаким Хусаинов из Таджикистана. –с вьетнамцами я сидел в полицейском участке, их прямо по ногам лупили, если они что-то не так делали, с ними как с обезьянами обращаются. Матом их полицейские ругают, пользуются тем, что не понимают они». Хусаинов жалуется, что в лагере нет электричества, закончилась зарядка у мобильного телефона и просит позвонить жене, которая осталась на родине. «Расскажите ей, что я жив. Когда вернусь – не знаю. Эти фашисты не говорят, - и переходит в крик, – депортационный лагерь ваш, а на самом деле концентрационный!»

Его громкие возгласы притягивают остальных, и нас обступают заключенные – из Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана, Сирии и Афганистана. Они возмущаются, кричат и перебивают друг друга.

«Почему не дают мне получить передачку с зубной пастой и бритвой, – это злится Акбар Валиев, мужчина средних лет из Таджикистана. – Я три дня не чистил зубы, мне стыдно к вам близко подходить! Почему бритву не разрешают передать, кого мы будет тут резать, сами что ли вскрываться?» Фотографироваться он отказывается – не хочет, чтобы его видели таким грязным. Жалуется, что в лагере нет питьевой воды, только та, что из душа. «Кормят три раза в день гречкой, даже хлеба нет. (Позже стало известно, что в этот день появились в лагерь привезли две тонны риса – Cityboom). Зачем нам привезли вентиляторы в качестве гуманитарной помощи, если нет электричества? Придумали какой-то дурацкий режим дня для тех, кто живет в лагере, а, между прочим, мы три дня спали на голом полу в палатках и одеял не было – а ночью +10, – продолжает Валиев. Он явно сильно нервничает. – Я хочу домой, могу сам купить билет! Но не пускают, на вопросы не отвечают!»


http://aleshru.livejournal.com/3467203.html


Сегодня мы нашли сразу девять беременных вьетнамок, которых не кормили все пять дней, что держали в ОВД. Встретили мы там и cирийца, сбежавшего от войны, у которого действующая виза, встретили там много людей, которые спокойно и тихо работали и никаким криминалом на рынках не занимались.

Но основной ужас заключается даже не в самом факте существования концентрационного лагеря в столице нашей родины. Основной ужас в том, что существование концентрационного лагеря в Москве — это все чистой воды по-ка-зу-ха.

Около 600 человек, в основном вьетнамцы, содержатся в нечеловеческих условиях на окраине Москвы, и это выдается за борьбу с миграцией и с криминализацией рынков. Большинство из этих людей, про всех говорить пока преждевременно, оформлены по статье 18.8 КоАП РФ, в которой ни одного слова не сказано о незаконной трудовой деятельности. Так что все эти люди — туристы, которые просто нарушили визовый режим России. Никаких расследований о том, кто и как их тут нанимал на работу произведено не будет. Вот и все дела.

(ну да, ну да)

В правах на защиту уравнены памятники региональные и федеральные. За нарушения будут отвечать теперь и заказчик, и исполнитель незаконных работ. От 500 тысяч до 20 миллионов рублей – заплатят юрлица за уничтожение или повреждение объекта культурного наследия (статья 7.14 часть 1 КоАП). До шестидесяти миллионов – за вред особо ценным памятникам. Само по себе любое ужесточение ответственности – благо. Не секрет, что авторитет госоргана пропорционален его карающим полномочиям. Мосгорнаследие с этой точки зрения – за нижней планкой рейтинга. Его предписания просто игнорируются.

Прошлым летом гендиректор ЗАО, ведущего работы на Арбате, 41 (дом Мельгунова), просто написал на предписании Департамента культурного наследия, что он с ним не согласен. Как будто бы это протокол о нарушении правил дорожного движения. А представитель застройщика (дирекции ИАП РАН) на Доме Быкова — не только не предъявил сотрудникам Мосгорнаследия никаких документов на работы, но и просто отказался принять у них официальное предписание об остановке этих работ. В таком контексте увеличение штрафа с 10-20 тысяч до 500 тысяч (а при повторном неподчинении предписанию – миллион рублей) может помочь.

Но изменит ли радикально общую картину?

http://www.archnadzor.ru/2013/08/05/novyie-shtrafyi-za-razrushenie-pamyatnikov-zaplati-i-lomay-spokoyno/

Лицензия на частную жизнь оказывается

Ордер — это еще и документ, санкционирующий арест. Были случаи (Дом на набережной из этих случаев, конечно, самый знаменитый), когда вскоре после получения ордера на жилье следовал и ордер на арест. Власть могла дать человеку лицензию на частную жизнь за верную службу. Но власть сохраняла за собой право судить, насколько служба действительно верна. Если служба уже не считалась верной, то частной жизни больше не полагалось — только общественная, в лагере. Такой порядок, такой ордер.
У красивого, желанного, расположенного в хорошем месте жилья в России есть не только архитектурное, но и моральное измерение. Речь не о религиозных течениях или идеологиях, которые не признают собственности. И не о Руссо, который был уверен, что цивилизация с ее страстью к границам испортила человечество. Речь снова о собственности, увязанной со службой.
Осенью 1933 года Осип Мандельштам получил первое, и единственное, собственное жилье — квартиру в кооперативном писательском доме в Нащокинском переулке. Но оседлой жизни было отмерено ему немного: в мае 1934 года поэт был арестован в этой самой квартире. Как раз в этом случае за ордером на жилье последовал ордер на арест. Считается, что главной причиной были стихи о Сталине («Мы живем, под собою не чуя страны…»), но на допросах речь шла и о стихотворении, прямо связанном с квартирой в Нащокинском, — «Квартира тиха, как бумага…»

А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать —
А я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть…
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю,
И грозные баюшки-баю
Кулацкому баю пою.
Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель —
Такую ухлопает моль…

Надежда Мандельштам вспоминает, что появление этого стихотворения вызвано одним коротким разговором с Борисом Пастернаком. Пастернак зашел взглянуть на новую квартиру Мандельштамов и, уходя, сказал: «Ну вот, теперь и квартира есть — можно писать стихи». «О.М. был в ярости… По его глубокому убеждению, ничто не может помешать художнику сделать то, что он должен, и обратно — благополучие не служит стимулом к работе. Вокруг нас шла ожесточенная борьба за писательское пайковое благоустройство, и в этой борьбе квартира считалась главным призом. Несколько позже стали выдавать за заслуги и дачки… Слова Бориса Леонидовича попали в цель — О.М. проклял квартиру и предложил вернуть ее тем, для кого она предназначалась, — честным предателям» [1].


http://www.strelka.com/blog_ru/trudolyubov/

(летнее)

Все картинки слайдами:

This work is licensed under a Creative Commons Attribution-Noncommercial-Share Alike 3.0 License